По бульвару мрачно шел прохожий,
Птицы пели трели про апрель.
Нес прохожий толстый, чернокожий
Многоуважаемый портфель.
Шел мужчина чинно и солидно,
Презирая птичий перезвон,
По лицу мужчины было видно,
Что весну не одобряет он.
Что вся эта весна ни к чему,
Что песня не нужна никому,
Что вешняя вода – ерунда,
Да, да, ерунда!
Журчат ручьи, слепят лучи,
И тает лед, и сердце тает,
И даже пень в апрельский день
Березкой снова стать мечтает.
Веселый шмель гудит весеннюю тревогу,
Кричат задорные, веселые скворцы.
Кричат скворцы во все концы:
«Весна идет! Весне дорогу!»
Все вокруг чудесно и волшебно,
Но прохожий злится и ворчит.
Вот ручей журчит, а неизвестно,
Для чего и почему журчит.
Налетел и пробежал по луже
Мелкой рябью ветер – озорник,
А ворчун надвинул кепку туже
И сердито поднял воротник.
Ему эта весна ни к чему,
И песня не нужна никому,
И вешняя вода – ерунда,
Но, но… Всё равно –
Журчат ручьи, слепят лучи,
И тает лед, и сердце тает,
И даже пень в апрельский день
Березкой снова стать мечтает.
Веселый шмель гудит весеннюю тревогу,
Кричат задорные, веселые скворцы.
Кричат скворцы во все концы:
«Весна идет! Весне дорогу!»
