Мы волки, и нас, по сравнению с собаками, мало.
Под грохот двустволки год от году нас убывало.
Мы, как на расстреле, ложились на землю без стона,
Но мы уцелели, хотя и стоим вне закона.
Мы волки. Нас мало. Нас, можно сказать, единицы.
Мы тоже собаки, но мы не хотели смириться.
Вам блюдо похлёбки, мы впроголодь в поле морозном,
Звериные тропки, сугробы, в молчании грозном…
Вас в избы пускают в январские лютые стужи,
А нас окружают флажки роковые всё туже.
Вы смотрите в щели, мы рыщем в лесу на свободе.
Вы в сущности волки, но вы изменили породе.
Вы серыми были, и смелыми были в начале,
Но вас прикормили, и вы, сторожа, измельчали,
И льстить и служить вы за хлебную корочку рады,
Но цепь и ошейник — достойная ваша награда!
Мы волки. Нас мало. Нас, можно сказать, единицы.
Мы волки, и мы никогда не смиримся!
Дрожите в подклетье, когда на охоту мы выйдем.
Всех больше на свете мы — волки — собак ненавидим!…
После смерти пусть переселится моя вечно грешная душа… в волка,
Чтоб она могла ластиться с волей,
завывая чуть дыша,
Ведь за зверем постоянная охота, и его оскал всегда страшен.
Вот такая моя работа!
Ненавижу тех, кто упоён…
И охотники пусть чистят карабины, Выставляют красные флажки,
Я с оскалом чёрным и волчиным
Жажду с ними встречи у реки…
